Снафф

Соседка по камере Екатерину интересовала с самого момента их встречи. Интерес этот в первую очередь объяснялся внешностью. Рехста (имя, конечно, не настоящее, но стоит ли удивляться, что в этом месте все предпочитали клички?..) была лысой, подтянутой, покрытой шрамами и татуировками. Глаза – тёмные, бесчувственные, тонкие губы вечно изогнуты в слегка презрительной ухмылке. Говорила она хрипло, рублено, за словом в карман не лезла. Словом, бывалая тётка, сразу видно. У такой должно быть полно историй.
Так что уже на третьи сутки Катя не удержалась и обратилась к соседке с простым вопросом. Она, конечно, не собиралась давить, если та вдруг откажется. Рехста ей напоминала Фуриосу из “Безумного Макса: Дороги Ярости”; скажешь ей что-то не то и тебе вмиг шею сломают. Но та, на удивление, решила ответить.
- Я кое-кого убила, - пробормотала Рехста, пуская дешёвый сигаретный дым.
Естественно, Катя хотела знать больше.

Рехста очнулась в тесном крошечном помещении, связанная по рукам и ногам. Света – ноль; ни малейшей щелочки…а, глаза завязаны. Руки заведены за спину и привязаны в запястьях к лодыжкам. Во рту – какой-то дрянной комок ткани. Тело ломит, голова раскалывается от боли и звона в ушах, но через этот самый звон пробивается мерное гудение двигателя. Она попробовала приподнять голову и уткнулась макушкой в крышку. “Багажник”, - смекнула девушка.
Ужас запоздал, но опоздание своё он с лихвой возместил мощью удара. Он нахлынул чудовищным цунами, сминая всякие преграды. Рехста замычала в кляп, задёргалась, забилась, но всё было впустую – путы не поддавались ни на сантиметр, а губы, похоже, заклеили скотчем. “Кто?! Куда меня везут?! Выпустите меня отсюда, тут слишком тесно, что за чертовщина…”
Но сколько бы она ни билась, сколько бы ни мычала, всё было впустую. Машина всё так же катилась вперёд, временами входя в крутые повороты. Иногда до ушей доносился визг шин, иногда – звенящие автомобильные гудки. И потихоньку истерика Рехсту начала отпускать. Она, в конце-то концов, попадала уже во всякие дурацкие передряги. Не настолько дурацкие, правда… Пора восстановить последовательность событий.
Да какая там последовательность! Погуляла в том баре на славу, упустила из внимания собственный бокал, кто-то сыпанул туда рогипнола или ещё какой гадости. Потом этот же кто-то представился её роднёй. Интересно, её выбрали случайно, или же долгое время прицеливались? Она ведь, в конце-то концов, завсегдатай в “Летучей мыши”. Семьи у неё тут нет, друзей – раз-два и обчёлся. Искать Рехсту начнут нескоро.
Девушка приказала себе успокоиться. Если повезёт, обойдётся изнасилованием.
Автомобиль затрясло. Может, съехали с нормальной дороги? Куда ж её вывозят? Ещё несколько минут – и тачка тормозит, слышны хлопки дверей. Щёлкает замок. Свет! Сквозь плотную материю пробивался свет ослепительно яркого солнца…или фонарика айфона-Х. Рехста закрыла глаза, попыталась промычать “кто вы такие”, но вышло, само собой, не очень.
Свет исчез, ушей коснулась пара пошловатых шуточек и смешков. Чьи-то сильные руки вытащили её из багажника, взвалили на широченное плечо (какой-то человек-шкаф…). Опять смешки, опять гнусные комментарии по поводу её фигуры, груди, волос и ног. Рехста взбрыкнулась, попыталась врезать макушкой по лицу своего носильщика, но тот с лёгкостью уклонился и отвесил ей оплеуху. Девушка всё равно ещё немного подёргалась в попытке размять затёкшие конечности.
Голосов звучало несколько. Словарный запас “шкафа” ограничивался словами “да”, “понял” и “босс”; отпускали шуточки и отдавали указания два других парня. “Какие-то малолетние скоты”, - подумала Рехста. – “Двадцатилетние придурки с глубокими карманами?”
В какой-то момент прозвучал и женский голос. К девушке Рехста сразу прониклась отвращением и мысленно пожелала ей всего того, через что сейчас предстояло пройти ей самой.
Ветерок, обдувавший кожу, вскоре исчез. Рехсту занесли в здание. Потом, кажется, спустили по лестнице. Ударили бедром об дверной косяк. Сейчас, наверное, бросят на кровать, или даже просто на пол. Вот сейчас надо будет просто отключиться. Абстрагироваться. Если эти ребята так хорошо сработали, то защитить себя ей не дадут…
- С днём рождения, Димон! - хором воскликнули оба шкета и их девчонка. Рехсту чуть не стошнило. Человек-шкаф опустил её на пол…по ощущениям, кафель. Кафель легко отмывать.
- Вон туда оттащи и развяжи, Гена, - приказал неизвестный голос, и шкаф пинком отправил Рехсту в другой угол. – Всё. Вот теперь она на сцене.
“Сцене? Они снимать это собрались”, - поняла Рехста. Кто-то отодрал с её губ скотч – грубо, кожа заныла, и, кажется, нижняя губа порвалась. Она онемевшим языком вытолкала изо рта кляп, в этот же момент с глаз исчезла повязка. Взгляду молодой женщины открылась блестящая белая плитка, на которой влажным комком лежали её собственные носки в разноцветную полосочку.
Шкаф разрезал чем-то бечёвку. Рехста немедленно отползла от него подальше, уперлась спиной в стену. Конечности слушались. Слушались! “Ну и что, получится у меня что-то сделать?..”
Если бы не тот факт, что ситуация была жуткой и опасной для жизни и здоровья, Рехста бы сейчас расхохоталась. Её пленителями и правда оказалась группа очень молодых людей. На худощавом товарище за огромной камерой, Димоне, красовалась кепка с выложенными стразами цифрами “24”, что позволяло догадаться о среднем возрасте компании. Тех двоих, что приехали с ней, она сразу окрестила Толстым (у него было круглое безбровое лицо с двойным подбородком) и Носатым (основной орган обоняния напоминал огурец); а девчушку – Кобылой, потому как ни макияж, ни крутые шмотки не сглаживали длины её лица и выступающие формы челюсти. Шкаф же мысленную кличку всецело заслуживал. Ему было лет сорок, и носил он деловой костюм и квадратное пальто.
- Гена, дальше мы сами, - уверенно произнёс Димон, и сердце у Рехсты забилось чаще. Шкаф покинул помещение через единственную дверь. Носатый открыл большой кожаный чемодан. Кобыла уселась на стул рядом с именинником. Толстый разглядывал Рехсту.
Рехста разглядывала объекты, которые Носатый у неё на глазах вынимал из чемодана. Первой в глаза бросилась металлическая бита. Потом были ножи с широкими лезвиями, мачете, шипастый шар на металлической цепи, нунчаки, кастеты…
“Четыре озабоченных придурка собрались снимать не просто порно”, - осознала она. – “Это будет снафф. Но вот цель атаки они выбрали случайно, потому что иначе бы догадались меня не развязывать. Или они надеются на остаточные эффекты рогипнола? Да нет, они просто не знают, кто я. И Шкаф вышел…”
- Ну что, кто пойдет? – бросила Кобыла лениво. Она нервничала, но делала вид, что всё в порядке. Скорее всего, она в этих делах новенькая. Димон тем временем обошёл свою камеру, встал перед объективом и гордо заговорил:
- Дамы и господа, добро пожаловать! Мы сейчас начнём. Рассаживайтесь поудобнее у своих экранов.
“Золотые ребятки не просто записывают, они стримят для богатых извращенцев”, - соединила наконец точки Рехста. – “Надо же. Я-то думала, такие истории – чистейшей воды сказки. Сейчас толстяк и Носатый начнут меня своим инструментарием по кусочкам раздирать”
Она вжалась в стену, стараясь унять дрожь в конечностях. Согнула-разогнула руку, выгнула дугами ступни, проверяя работоспособность сухожилий в лодыжках. Сглотнула. У неё будет только одна попытка.
Носатый вручил Толстому хлыст, сам взял металлическую биту, и они оба двинулись к Рехсте с разных сторон, оставив посередине угол обзора для камеры. Димон снова сидел за камерой, выполняя роль оператора. Кобыла закинула ногу на ногу и сделала скучающую морду. Круглолицый чревоугодник получил от Димона знак, гордо хрюкнул, замахнулся и хлестнул. Больно! На груди Рехсты осталась алая полоса. Толстяк опять поднял руку.
Рехста сорвалась с места, словно взведённая пружина; её пальцы поймали свистящую в воздухе плеть, дёрнули в сторону. Парень не догадался отпустить орудие пыток и шагнул вслед за ним. Вот только там как раз прогудела в воздухе стальная бита, кончик которой опустился на подставленное запястье Толстого. Он взвизгнул, как свинья резаная, и выпустил хлыст. Рехста отпрыгнула, перехватила трофей за рукоять, щёлкнула для острастки по полу.
- Гена! – истошно заорал Димон. Но шкаф в комнату не спешил заходить.
Рехста хлестнула Толстого, тот отшатнулся в сторону с кровавой полосой через левый глаз. Носатый его отпихнул и рванулся женщине со своей битой. Рехста бросила кнут и прыгнула вперёд, сокращая дистанцию быстрее, чем того ожидал её оппонент. Бита вдруг стала бесполезна. Женщина со скоростью пулемёта заработала кулаками по лицу Носатого, в результате чего его великолепный огурец почти мгновенно превратился в мятый баклажан. Бита рухнула на кафель. Колено Рехсты въехало мужчине в пах, он согнулся пополам, получил второй удар коленом в лицо и мешком упал наземь.
Она наклонилась и подняла биту. Впервые за прошедшее с момента пробуждения время улыбнулась. Кобыла тем временем наконец начала визжать, а Димон, остолбенев, сидел за своей камерой.
Бита с хрустом и хлюпаньем врезалась Носатому в коленную чашечку, потом – во вторую. Рехста прыгнула, приземлилась босой пяткой на вражье горло, с удовлетворением отметила приятный хлопок ломающейся гортани. Толстяк как раз отворачивался от кожаного чемодана с мачете в руках. Он его занёс для удара, которому не суждено было случиться: толстый и тяжёлый кончик биты врезался в обхватившие рукоятку пальцы. Лезвие упало на пол. Рехста со всей дури врезала битой Толстяку по морде, отпустила её и подняла мачете. Взглянула в собственное отражение в лезвии. Хмуро изучила красную полосу у себя на груди. Облизнула окровавленные раненые губы.
Толстяк всхлипывал, Кобыла визжала, Димон звал на помощь Геннадия, но Шкаф всё не отзывался.
Рехста крутанула весело мачете, повернулась к камере и поманила к себе Кобылу. Девчонка вскочила со стула и спряталась за его спинку. Вздох.
- Дима, друг мой, - обратилась она хрипло к имениннику. – Если ты всё снимешь, чтобы нанявшие тебя извращенцы увидели, то выйдешь отсюда живым, идёт?
Он согласился. Она не сдержала своего обещания.

- Вау, - выдохнула Катя. – Оскопить всех на камеру и так…порезать…это ты, конечно, круто. Но ты молодец, правда! Они же козлы, и это же в порядке самообороны…тебя родители что ли их засадили? Ты ж крутая! Психопатка, но крутая! Тебе школу самообороны надо открыть!
- Меня посадили не за убийство этой четвёрки. – тяжело обронила Рехста.

Спустя полтора часа она энергично стряхивала кишки Димона с мачете прямо перед объективом камеры. В крови (вперемешку с потрохами и кусками кожи; в чемоданчике Носатого обнаружилось замечательное приспособление вроде тёрки для сыра) Рехста стояла чуть ли не по колено. Даже волосы от неё слиплись. Что поделать, от артериального фонтана не спрячешься…
В дверь постучали. Рехста помахала аудитории на прощание и повернулась навстречу смерти.
“Ну хоть повеселилась напоследок”, - подумала она. – “Они это заслужили”
Дверь открылась и в неё вошёл Гена. За ним – ещё трое таких же шкафоподобных мужиков и один мелкий, усатый, с зачесанными набок волосами. Шкафы разошлись по углам, ненавязчиво демонстрируя пистолеты. Рехста пожала плечами и бросила клинок.
- Они сами напросились, - кисло пробормотала она. Интересно, какие мучения ей устроят за происшедшее здесь? Разберут по кусочкам кусачками? Зальют в горло расплавленный металл?
Усатый остановился в метре от неё, переступил с ноги на ногу, хмыкнул. И улыбнулся.
- Я хочу предложить вам работу, - фальцетом сообщил он. Гена подмигнул из-за его спины. – Очень высокооплачиваемую работу. Мы сегодня побили все рекорды просмотров.

- И ты согласилась? – прошептала Катя, побелев от ужаса.
Рехста усмехнулась. Усмешка не сходила с её лица вплоть до вечера, когда её увели, чтобы отвезти в колонию строгого режима.

Многословию чудища Сарра была рада ото всей своей до смерти перепуганной души: пока оно болтает - оно ее не ест! Ну, просто потому что есть и говорить одновременно - это же очень неудобно... Наверное. И это был, пожалуй, единственный плюс, потому что от смысла сказанного на сердце становилось дурно.
- Псих помешанный... - краткий комментарий едва слышно прозвучал из уст одновременно с рассказом о приключениях волка в таверне, впрочем, ничуть не перебивая тихоньким звуком продолжения - не менее впечатляющего. Два слова и расслышать-то могла, пожалуй, только стоящая совсем близко Силь. А Сарра в довесок лишь лёгонько, с чувством качнула из стороны в сторону головой: "Небо доброе, куда же я влипла?!" - Она уже сто раз успела пожалеть, как наткнулась у площади на них. Волк и немой - хах! Один оказался заодно с работорговцами, а второй - маньяк, вообразивший себя ее телохранителем.
Так он как запросто себя им обозвал, её мнением не интересуясь, так так же запросто себя через минуту придумает и ее личным телоразрывателем! Или как это назвать-то? И она о том опять узнает последняя, ага. Уже пост фактум.
...А мухоловка всё вещала о подвигах, вызывая каждым новым своим словом на и без того бледном девичьем лице выражение все большего ужаса. Еще и пошептаться с ней задумал, что ли?! - Сарра отпрянула от жуткой морды, едва устояв на ногах, когда та подалась к ней, и хотела бы ответить, поспорить даже... Но только с видимым усилием невидимый ком поперек горла ставший проглотила, и всё, лишь неотрывно глядя снизу вверх распахнутыми глазами на выставленные прямо у лица огромные окровавленные жвалы.
- Я н-не ззнаю. - совсем вдруг как-то не в тон первой смелости, промямлила про немого, мягко пятясь от монстра еще назад и вообще не сразу понимая при этом, что возмущение его было обращено не к ней, а к ушастой, которая уже передумала просить их о помощи, - "Они были вместе. Они с калекой были друзьями?! Ох..."
Ну всё. Это точно конец.
Или не конец? Мелодичный голос из-за чудовища стал настоящим лучиком надежды!
Сарра быстро, жалобно, перепуганная жутко, подняла глаза на говорящую женщину, и тут же отвела, боясь, как бы не заметил это Вурвен. А то ведь точно загрызет! Хотя, ему б сейчас в бега пускаться без оглядки... Но подсказывать она не собиралась: названная за множество убийств, совершенных из чистой бравады, кара была справедливой. А кто "подельник" из них остальных, кто нет - разберутся.

Честно ответить на вопрос Лаи о том, как он себя чувствует, полукровка не мог. Во-первых, их разговор прекрасно слышала шагающая впереди злюка-монахиня, а во-вторых, ему попросту не хотелось выглядеть слабаком в глазах, только что поблагодарившей его за спасение, рыжеволосой. А потому, перестав держаться рукой за живот, Леандро тот час выпрямился и выдавил из себя более-менее бодрую улыбку.
- Всё хорошо. Не стоит волноваться. - и хотя тут Лео немного лукавил, эту боль действительно нельзя было сравнить с той болью, когда ему отрубали руку или крылья, так что, в принципе, переживать и правда не стоило. Поболит и перестанет, подумаешь.
- А насчёт спас... Мы же все старались. Так что это скорее наша общая заслуга. - попутно доставая из сумки катану Лэйта вместо неудобного меча Сильвары, уточнил он, решив, что приписывать себе все заслуги будет не правильно. В конце концов, ему просто повезло с этим заклинанием, а без магии от него толку было бы не много. К примеру, как сейчас, когда ему приходится справляться с костлявой нежитью с помощью чужого оружия, которое никак не хочет его слушаться...
Впрочем, с катаной дела всё же обстояли намного лучше, чем мечом, так как тут хотя бы лезвие было не кривое. И потому Леандро начал расправляться с мертвецами намного быстрее, чем прежде. Лая так же занималась уничтожением нежити, а вот светловолосая девушка покинула их компанию. Однако брюнет решил, что та направилась в город, чтобы предупредить жителей и не стал заострять на этом своё внимание. И Эскорце  тоже не счёл нужным об этом докладывать.
Полуангел вообще старался не привлекать больше её внимания, но тут как назло, она сама о нём вспомнила. Парень остановился, опустил руку с оружием и хмуро посмотрел на острие направленной в его сторону гильотины. Затем перевёл взгляд на саму Рене и убрав оружие, скрестил руки на груди.
- Вообще-то, я предупредил, чтобы вы берегли свои глаза, так как знал, что заклинание затронет всех, включая меня.  И так как никто, кроме тебя, не жалуется на этот кратковременный ослепляющий побочный эффект, то осмелюсь предположить, что ты просто злишься на меня, потому что я проигнорировал твой приказ о том, чтобы тебя не затронула моя магия. - решив наконец высказать воительнице всё, что он думает о ней и обо всей ситуации в целом, начал Леандро. - Но с чего ты вообще взяла, что я, Лая, или ещё кто-либо обязан тебя слушаться? Я тебе не раб и сам решаю, что мне делать и когда. И если я посчитаю, что заклинание необходимо повторить - я это сделаю. Если захочу уйти - уйду. И даже сейчас, я всё ещё нахожусь здесь, рядом с тобой, вовсе не из страха перед тобой или по твоей прихоти, а только потому, что хочу помочь тебе найти сестру, так как слышал, какое условие поставил тебе Тирий, чтобы ты могла вновь её увидеть! Но ты отвратительно себя ведешь, постоянно угрожаешь нам и унижаешь нас, возомнив себя неизвестно кем! И потому, наше сотрудничество становится откровенно невыносимым! - в процессе незаметно прикрывшись прозрачной сферой воздушного щита, Леандро даже позволил себе повысить голос на Эскорцу, отчитывая её, словно маленькую девочку. - Ты вредная, зацикленная, грубая и потому совершенно ненадёжная спутница! Нам предстоит долгий, опасный и полный трудностей путь, отправляясь в который, хотелось бы быть уверенным в том, что рядом находятся верные товарищи, которые не прирежут тебя беззащитного во сне или в каких-нибудь кустах, пока ты справляешь нужду, только потому, что считают тебя мерзким колдуном и еретиком. А так как ты уже открыто говоришь о каком- то там вынесенном лично тобой без суда и следствия приговоре, то... Счастливо оставаться! Удачи в поисках сестры и да уберегут тебя твои богини от бед и несчастий! - с этими вполне искренними пожеланиями, подобрав кружащего у себя под ногами Кассиэля, полукровка одарил Рене прощальным кивком головы и, развернувшись, пошагал прочь.(Ни на секунду, при этом, не убирая щит на тот случай, если женщина в маске решит зарубить его после всего услышанного).
- Лая, ты идёшь? В городе наверное уже знают о мертвецах, так что мы просто порубим ещё несколько встречных по дороге, а там уже и стража подоспеет. У них, кстати, наверное можно будет узнать, про это Министерство Душ, а там дальше по обстоятельствам решим, как действовать.

Сегодня Мистерии исполнилось 7 лет!

На стыке сна и яви есть удивительный момент, когда разум, кажется, уже и вырвался из сладких объятий Морфея, а вот органы чувств все еще отчаянно цепляются за самые яркие из нашептываемых им образов. Вот так и сейчас: спокойный голос Катсуро с трудом пробивается сквозь мокрое и гадкое хлюпанье, жалобный треск бумаги и звериный вой ветра. Спящий балансирует на грани между миром грез и миром реальным и должен сделать выбор - откликнуться ли на рациональный позыв распахнуть глаза или же покрепче прильнуть к могучей руке бога сновидений, повернуться на другой бок и засопеть особенно сладко…
Нира выбирает первый вариант, пусть тело и протестует: сон был слишком короток. По ощущениям не прошло не то что часа, но даже и получаса с того момента, как изможденная жрица уснула. Она приподнимает слегка взлохмаченную голову. Ошметки посетившего ее видения крутятся где-то в сознании, сопровождавшая их какофония глухо отдается в ушах, и она с раздражением все это отметает мысленным взмахом аккуратного веера. Этот сон - чушь, не про нее и не для нее, и она не может позволить себе обращать внимание на такую откровенную бессмыслицу. Не провидца ведь. Ее гораздо больше сейчас интересует вопрос присутствия Катсуро в одной постели с ней.
Чародейка слегка удивленными глазами изучает мужчину. Лихорадочно и машинально прокручивает в голове предшествовавшие сну события. Пила? Нет. Ее одурманили? И такого не было. Нет-нет, она определенно залезала в эту поразительно уютную постельку одна. Так он что, сам к ней присоединиться решил? Почему? Как давно? С чего решил, что ему дозволено? Что успел позволить себе? С опасным прищуром смотрит О’Берн в темные глаза мужчины, пытается найти в их безэмоциональной глади ответы на свои вопросы.
Находит и успокаивается.
По всем правилам стоило бы отчестить мужика за то, что без спросу забрался к ней под одеяло, но делать это, подняв голову с его же широченной и удобной груди, было бы несколько лицемерно. Нира позволяет себе улыбку. Пускает в нее игривую и задорную теплоту.
- А это не подождёт? Я совсем не отдохнула, - с сожалением молвит она. - Да и куда пора? Зачем?
С этими словами магичка скатывается с Катсуро со всей грациозностью переваливающегося на бок броненосца. Она вытягивается на свободной порции кровати, чувствуя, что вчерашняя усталость никуда из членов не делась. Поджимает недовольно губы. Встречается взглядом с пялящимся на них чернокожим мужиком. Непонимающие вскидывает бровь. Отворачивается, но вставать не спешит. Не хочет. Вспоминает опять дурацкий сон. Может, он что-то значил? Может, из него надо было что-то извлечь? Вот бы тогда наславшие его силы дали ей возможность его пересмотреть еще десять тысяч раз вопреки планам людей вокруг нее. Да что уж там, ради хорошего отдыха она согласилась бы и на порцию кошмаров.

Рагу из крокозяблика

Для приготовления сего изысканного блюда высокой кухни вам понадобится:
Одна тушка среднего крокозяблика, весом до 2 кг. Батат - 3 шт. Сельдерей - 2 шт. Репа молочной спелости - 1 шт. 5 плодов золотого яблока. 10 шт.мини-арбуза. Тархун, розовый базилик - по пучку. Бутылка белого игристого вина. Печень молодой газели, возрастом строго до двух лет. 4 уха северных оленей. Банка сушеных лапизронов, истолченых в мелкодисперсную пыль. 2 горсти красной, белой и черной смородины. Пучок мяты с правого берега Фрациии (ни в коем случае не с левого!). 100 тычинок и 56 ⅜ лепестков эдельвейсов со склонов горы Иллахдриэльтельсипы. Галапараские фиалки в количестве 40 штук, собранные губами девственниц при свете восходящего солнца в третий луный день. 1 литр молока голубых коз. Конопляное масло. 3 пластинки “ага-не-агара". Склянка коричневого сахара.
Хорошо вымойте тушку, разделив ее на порционные куски, обжарьте их на конопляном масле до золотистой ккорочки, стараясь не хихикать от запаха конопли. Очистите коренья, нарежьте их ломтиками и добавьте к крокозяблику. Самое время добавить печень и уши, нарезаные на тонкие полосы. Когда коренья станут мягкими, добавьте плоды золотого яблока, разрезанные на четыре части, и плоды мини-арбуза.Накройте крышкой и тушите примерно полчаса.
В отдельном котле смешайте лапизроны, смородину, пучок мяты, тычинки и лепестки эдельвесов, листья базилика и тархуна. Все хорошо перетрите с половиной склянки сахара. В смесь вылейте вино и прогрейте на медленном огне до загустения.
Отдельно займитесь пафре. Вскипятите в котелке молоко, добавьте в него фиалки, оставив часть для подачи, сахар и ага-не-агар. Помешивайте до загустения, а после взбейте венчиком до пышной пены. Продолжайте взбивать, переставив пафре на лед. Дайте смеси остыть.
Подавайте рагу, полив соусом, процеженным через сито, протерев мяту и эдельвейсы. Сверху аккуратно выложите пафре, посыпав все фиалками, мелко нарезанной зеленью базилика и тархуна.
Ешьте, наслаждаясь.

Привал оказался весьма кстати после целого дня похода. Пропыленные, пропотевшие солдаты, костерили на чем свет стоит начальство, почесывая грязные тела под поддоспешниками, не смея снять ни надоевшей кольчуги, ни даже расстегнуть кожаные куртки. Сотники, которые были и сами не прочь раздеться, строго поглядывали на воинов. Грязные лица людей были словно разлинованы полосами стекающего пота - летнее солнце нещадно палило над головой и вечер ситуации не спасал. Было все так же душно.
- Озеро! Впереди озеро! - орал во всю мощь своих легких рядовой, радуясь сам и радуя остальных.
Люди ринулись было к воде, но их осадил крик полкового повара:
- Стоять, бесово семя! Дайте набрать воды, пока вы не замутили ее своими грязными рожами!
- Эй, с поварешкой! Ты потише там! - один из сотников зло фыркнул в сторону толстого стряпухи.
- Будешь жрать похлебку с кусками грязи? - ехидно ответил толстяк, подводя к небольшому озерцу лошадей, впряженых в огромную бочку.
-Тише. Разорались, что вороны над трупьем. - к сорящимся подьехал высокий мужчина в черном пыльном плаще, который пересекали двойные ножны. Он был без доспеха. Лишь на руках - короткие митенки с металлическими вставками. -Там, в стороне, ручей, который вливается в озерцо. Наберешь воды на всех, Яков, и ужин сваришь.
- Лорд Деноро, а противник далеко? - сотник с надеждой взглянул на всадника.
-Далеко. Не менее чем в трех суточных переходах. Прикажи людям отдыхать. Пусть смоют пыль. От двух сотен тел разит так, что вокруг животные дохнут. - кивнул тот, поглаживая коня по холке.
- Да хранят Вас боги, лорд! Эй, шайка! Расчехляемся! Привал долгий! - сотник благоразумно умолчал о трех суточных переходах, которые ожидали отряды.
Люди встретили новость с громким смехом и одобрительными возгласами. С телеги фуража уже сваливали в кучу дрова для костра и вбивали в землю рогатины, чтоб повесить огромные медные котлы. Яков, поручив двум поварятам набирать воду, возился у продуктов.
- Эй, господин сотник, дай трех-четырех на помощь. Пусть корнеплодов начистят. - повар ткнул начальника в бок.
- А, бери хоть сотню! - умытый мужчина развалился на расстеленом плаще, довольно улыбаясь. - Пьетро, Ларри, Януш ииии.. Вальд, вы сегодня дежурные по кухне. Остальные, не расслабляемся! Чистим оружие и доспехи! Ишь, умостили булки на траву! Я вас еще и побегать заставлю!
На ругань сотника особого внимания не обращали. Знали когда он действительно зол, а когда покрикивает так, для острастки. В стороне от остальных спешился и Деноро. Он прошел к сложенным кострам, поджигая дрова, и уселся отдельно от войска, устанавливая для себя свой котелок. Маг никогда не ел из общего котла, предпочитая готовить сам. Сначала люди косились на него, поговаривая о заносчивости и брезгливости мужчины, а после привыкли к этой его странности. Повар разделывал животное похожее на огромного зайца. Здесь его называли кингру - "не пойми что" - примерно в два метра в высоту, мощные задние ноги и длинный хвост, на который опиралось при ходьбе и прыжках, маленькие круглые ушки венчали длинную морду с двумя выступающими резцами, передние лапы были значительно меньше и слабее задних - ими животное пользовалось лишь для сбора ягод и листьев. Вскоре от котелка Деноро поднялся ароматный дымок готового рагу с пряными травами. Маг наклонился над плошкой, наслаждаясь запахом и свалился в траву, оглушенный сильным ударом по затылку.
Очнулся он в огромной пещере, потолок которой терялся в необозримой высоте. Пещера освещалась легкими золотистыми облаками, что плыли где-то под ее сводом. Казалось, здесь царила вечная осень. Маг попытался было встать, но тот час же сильные ладони легли на его плечи, придавливая к земле.
- Это он? - скрипучий, явно женский голос, неприятно резанул слух.
Дрег поднял голову и увидел немного подаль от себя высокое кресло-трон с резной спинкой, обитое темно-красным бархатом. Когда-то богатая ткань местами потерлась и залоснилась от частого пользования, была залита чем-то. Кресло тоже было сильно потерто и исцарапано. На мягких подушках восседало самое старое и сморщенное существо, которое магу доводилось когда-то видеть. В богатых парчовых одеждах терялось сухое тело страшной, что древний упырь, старухи. Длинные седые космы торчали в разные стороны, напоминая паклю. Кто-то пытался собрать пряди в какое-то подобие прически и водрузил сверху сверкающую диадему с огромным алмазом над лбом женщины. Диадема сползла на бок и теперь барышня напоминала скорее седого мопса, чем грозную госпожу. Но это не мешало многочисленной свите, сидящей за длинным столом с множеством разных блюд на нем, смотреть на госпожу с немым обожанием и восхищением. Очевидно, маг попал на какой-то выездной советский раут на природе.
- Пусть он готовит зелье! - старуха ткнула костлявым пальцем с длинным кривым желтым ногтем в мага. - Мое величество желает вновь ощутить молодость и быть прекрасной!
В толпе зашептали, что госпожа и так прекрасна и молода, но она обвела всех ядовитым взглядом полным ненависти и толпа моментально смолкла. От бесмысленности ситуации и приказа Деноро не смог даже выдавить из себя ни слова в свою защиту либо возразить. Его вновь потащили куда-то, тыча в спину острыми наконечниками копий.
Отдельная пещерка освешалась светящимися шариками, дающими довольно яркий свет, и была уставлена сотнями флакончиков и склянок с непонятным содержимым. Здесь же лежала и огромная книга с записями эльфийской вязью.
- Вот место твоей новой работы, кашевар! Готовь хорошо. Здесь хватает ингридиентов для волшебной пищи. - один из охранников имел красный бант на кирасе, что, очевидно, показывало, что он старший здесь.
-Что я должен делать?! - наконец пришел в себя Деноро. - Кашеварить? Волшебная что? Пища?!
-Поменьше болтай, зельевар! Вот книга волшебных рецептов. Мы читать ее не умеем, а ты точно прочтешь!
- Прочту что?! -опешил Дрег.
-Рецепты, олух! - рявкнул охранник, пытаясь отвесить магу подзатыльник.
-А чтоб быть красивой ваша госпожа будет мазать суп на лицо?! - съязвил маг.
- Если так написано в волшебной книге, то и на все ее божественное тело! - страж кивнул и толкнул Дрега к большому котлу, стоящему на треноге. Рядом на столе стояли ящики с разными овощами и фруктами, мешки с крупами и мукой, лежали пучки свежих и сушеных трав, связки салата, корзины грибов и освежеванные тушки животных. Одно, имеющее восемь ног, привлекло внимание мужчины. Стража уселась при входе в пещеру, поглядывая на мага. Он, перебирал в пальцах листы салата, осматривая пещеру. Не слишком высоко над головой было отверстие через которое уходил дым и виднелось синее небо. Деноро прикинул, что сможет легко пролезть в него, лишь бы добраться. По прибитым полкам можно было и попытаться. Маг подошел к книге, листая страницы. Здесь, и правда, были записаны рецепты, но названия некоторых ингридиентов Дрег видел впервые. Взяв в руки ближайший пузырек, мужчина прочитал этикетку и усмехнулся. Из содержимого этих баночек можно было сделать хорошую взрывчатку. А пока он достал медную ступку и принялся толочь пряные травы. Охранники не сводили с мага внимательных глаз. Он пожал плечами, ткнув наугад в первый попавшийся рецепт. Это было рагу из крокозяблика под соусом из сушеных лапизронов с печенью молодой газели и ушами северного оленя, приправленное мятой с берегов Фрациии и эдельвейсами со склонов горы Иллахдриэльтельсипы. Венчало блюдо нежное пафре из галапараских фиалок с молоком голубых коз. Причем последнее озадачило мага сильнее всего. Что имелось в виду? Цвет шерсти животных либо их сексуальные предпочтения? Дрег неопределенно цыкнув, разделывая странное восьминогое существо, справедливо полагая, что как тварь назовешь, так она и поскачет. Значит, будем именовать сие крокозябликом. Печень газелей и уши оленей были здесь в избытке, нашлись и сушеные лапизроны в банке с соответствующей этикеткой. Закинув ингридиенты в котел, маг принялся кипятить на небольшой горелке голубое молоко, взбивая его с фиалками и странным ингридиентом под названием "ага-не-агар". Фиалки нашлись только диватмойские, но маг надеялся, что это вкус блюда не испортит. Охранники начали принюхиваться к стряпне, довольно облизываясь. Один из них попытался было сунуть палец в котел за что отгреб поварешкой по рукам и голове и уселся на свое место под дружный хохот товарищей. Пока пафре доходило на льду, маг быстро смешивал в ступке порошки из баночек. Наконец, когда все было готово, Дрег насыпал рагу в огромную миску, залив все соусом и водрузил сверху пафре, присыпав фиалками и мятой.
-Предупреди госпожу, что это нужно есть не менее часа, тщательно пережевывая по тридцать три раза каждую ложку блюда. И часть его наложить на лицо после трапезы, в этом же парить ноги и натирать грудь. Пусть натирают только высшие сановники. Иначе не поможет! - маг строго погрозил пальцем. Блюдо поспешно отнесли, остатки из котла выхлебали довольные охранники и перессорились из-за костей крокозяблика. Деноро высыпал в пустой котел содержимое ступки, плеснул туда стовосьмидесятилетнее бренди и поджег. Тот час же повалил густой дым, заволакивая пещеру и коридоры. Стражники, кашляя, орали что-то невразумительное и бегали в дымовой завесе. Швырнув пару файерболов в неясные тени, маг вскочил на ближайшую полку, которая жалобно скрипнула под его весом и угрожающе выгнулась, готовая переломиться пополам. Дрег заскакал по полками аки пресловутый крозяблик, уцепился пальцами за края дымотвода, ввинчиваясь в закопченое отверстие. Где-то внизу сыпались с полок флаконы, что-то взрывалось и шипело. Выбравшись наружу, он быстро осмотрелся, выискивая глазами дым походных костров и бросился бежать в сторону густого леса.
Утром он, весь измазанный сажей добрался до лагеря. На него глазели все солдаты, но никто не осмеливался расспросить о случившемся. Маг отмылся и отстирал одежду. Благо его вещи и оружие не тронули, забрав лишь котелок и сверток с травами.
А в далеком подземном мире госпожа Ядвига проливала горькие слезы, вспоминая самый лучший ужин в своей жизни. Поговаривали, что пафре вернуло властительнице сияние и молодость кожи, а припарки из рагу излечили от артрита. Более всего она оплакивала бесценную книгу рецептов, которая оказалась безнадежно испорченной после побега неблагодарного повара.

Это старая история, ныне уже почти позабытая, хотя, казалось бы, - почему? Ведь и те великие волнения Мистерии, что были после, и те, что были до, в мире помнят, почитают Историей. А эта? То ли сказка, то ли быль, да только знаете, на самом деле когда-то тут могли колдовать даже кони! И птицы, и кошки с собаками, если их как следует надрессировать, - не говоря уже о высших, умных существах: лисицах, оборотнях, пегасах.
Да. Всё было так, и не было меж магией животных и прочих созданий никакого отличия. Но однажды случилась беда.
Однажды, одна молодая, но очень талантливая ведьма, жившая за городом в избушке на болоте, так утомилась бороться с мышами, кусачими жучками, мокрицами и страшно надоедливыми комарами, которые это самое болото наводняли, что взяла со зла, да и покидала в один большой котел свои снадобья - все, какие только от этой напасти прежде ни понапридумала! Самые разные. Каждую баночку, каждую скляночку - до дна! Перемешала то, что получилось, на огне, и прокляла над варевом всякое дикое животное самоуправство, ей неугодное. А итог потом выпила, чтобы самой стать идолом своего же проклятия; и ушла спать.
Минул вечер. Минула ночь. Проснулась ведьма поутру после вчерашнего гневного припадка - глядь, а на теле ни одного укуса от жучков. Руки, ноги все осмотрела - всё чисто; сидит дивится. Потом прислушалась - и комаров не слышно. Обычно-то они от зари до зари где-нибудь мерзенько звенели: у стен, под потолком или около самого уха. А нынче - молчат. Расселись по углам, крылышки сложили, носики попрятали и ходят там на цыпочках, чтобы не топать.
Не устаёт ведьма удивляться.
Сунула она тогда ноги в туфли домашние, натянула юбку и кофту, и пошла в комнаты. Идет да думает: "Хах! Вот, как бы там еще мыши теперь еду мне готовили и лапками своими драили горшки, а не гадили на лавках как обычно". И тут вдруг видит: несется в комнаты ей наперерез из-под пола целая стайка мышей! Пищат, спешат - аж толкаются. Вбежали они в кухню, одни горшки похватали, другие печь кинулись топить, третьи - тесто месить. И косят на ту ведьму преданными глазками.
А ведьма стоит, рот разинула, хлопает ресницами; и вот только тут-то она начала понимать...
Да как обрадовалась! Уж чего иного, а такой мощи от в сердцах наговоренного, что уже захочет - не повторит, она не ожидала.
И стала с тех пор жизнь ведьмина в этой избушке, как у настоящей королевны - никаких забот. Еду отныне готовили ей мыши, убирались, птицы на полях хлопок воровали, мяли-пряли его барсуки, а еноты прибежали из далёких заморских земель по властному капризу и пятипалыми лапками ей шили теперь дивные наряды.
Но время шло. Платья копились, старые утехи надоели, безделье превратилось в тягучую, мучительную скуку. Одинокий "рай" на краю грязного болота ведьме опостылел. Ей стало тесно в бревенчатом домишке, захотелось во дворец. Ведь она - великая колдунья! Ведь полмира от кита до муравья готовы падать ниц от одного её "хочу"! Так, разве она не достойна за это хором с балкончиком на лобную площадь и с башенками, с коврами и стенами, обитыми бархатом? - А не этого соснового убожества.
Разве она не достойна за это восхищенния не только волков, но и людей?
Разве не достойна многолюдного двора, пиров, серенад, права миловать и судить?!
Ведьма все эти воспросы задавала себе, глядя на городскую стену вдали, не раз. И приходила к мысли: конечно, достойна. Просто глупые, жалкие, жадные люди этого не понимают, не бегут к ней до сих пор на поклоны разве только сдуру. Но ничего. Это не надолго. Потому что она скоро к ним придет сама, и доходчиво всё объяснит.
В город ведьма собиралась старательно.
Она так надеялась на триумф! Она выбрала самое красивое платье с глубоким квадратным вырезом и густыми воланами, подвела глаза и накрасила губы, высоко уложила волосы на макушку. Она позвала самого статного коня из округи, приказала сорокам притащить ей золотых цепей да каменьев на узду и седло. И вот - прибыла.
...Через главные ворота в город, подбоченясь, в то утро въехала юная дева, ярко размалёванная и полураздетая, как последняя местная проститутка, с надмеными манерами, вызывающими речами, и на клеймённом ворованном жеребце. По середине главной улицы, никому не уступая дорогу, она направилась прямиком на центральную площадь, где под ободряющий хохот и рев возбужденной толпы громко потребовала у князя немедленно уступить ей, великой чародейке и новой владычице мира, свой трон. Но князь её горячими призывами почему-то не проникся. Зато он сразу узнал своего любимого, потерянного коня. Ведьму схватили. Её обвинили в краже и распутстве, на той же площади раздели, отсыпали сорок восемь плетей, а после выкинули из города прочь - обратно за ворота.
Но даже стоя в пыли на обочине ведьма не унывала, сурово отряхнулась. Она погрозила напоследок этому городу кулаком, гордо фыркнула, и потопала в соседнюю столицу.
Увы, там с "великой чародейкой" обошлись еще того похлеще.
И в третьем городе - не лучше.
Всего запала хватило на четыре. Но а вместо пятого она поплелась домой, обратно в избу на родное болото. Шелковые туфли зачерпывали слякоть, пышные рукава рвались о кустарник, по щекам у ведьмы катились горькие слезы пережитого унижения. А сердце - до краев наполнялось жгучей, чёрной жаждой мести.
Она больше не хотела править людьми. Теперь - она страстно желала их уничтожить.
И тогда эта ведьма объявила людям войну - им, и всем, кто такой же. Всем, кто на них похож. Всему миру!
Она приказала животным отныне и впредь стать кровными, непримиримыми врагами всему человеческому. До конца времен, даже если она умрет и погаснет солнце - нападать на дома, уничтожать имущество. Убивать. Топтать коню пахаря, псу кидаться хозяину в шею, кошке - выцарапывать детские глаза.
Вот тут-то города о ней припомнили. И те, в каких она была, и те, до которых одни сплетни докатились - да толку уже? Ведьму искали, но нашли только разломанную избу. А хозяйка пропала, и никто ее больше не видел. Говорили, сбежала, иные говорили - будто попала в трясину и под болотом померла. От версий легче не становилось.
Мир захлестнула страшная война.
Люди сбивались в кучи, войска пытались нести дозоры, маги искали хоть какой-нибудь способ это безумие остановить: заклинанием, щитом ли или ядом. Пробовали всё подряд. А потом кто-то заметил, нечаянно лишив в эксперименте животное совсем магического дара, что на неспособных колдовать приказ не действует. Спасение? Но одно дело единичная случайность, и совсем другое - тысячи, миллионы, миллиарды звериных душ! Да не только живущих, а и тех, что у них родятся. Однако, главное - сам метод избавиться от ведьминого принуждения был наконец-то найден, и не так уж много времени прошло, как его сумели использовать.
Отчаявшись в иных путях, маги создали болезнь.
Не с первого, конечно, раза у них все получилось, как хотели - первая попытка превратилась в лихорадку магического толка, от которой иномирцы в Мистерии страдают по сей день. Но уже вторая - вполне.
Поэтому животные тут больше и не могут колдовать. Даже если дома они это умели, но попадая в новый мир с первым же глотком воздуха, с первым же к нему прикосновением - заболевают с тех пор без исключения все. И теряют способность.

1. Имя: На ваше усмотрение, классически благородно-средневековое (не эльфийское, ага), пользуется только именем, без всей родовой шелухи. Например: Роланд, Вальтер, Хьюго, Вальдинг, Грегори.

2. Раса: человек (или измененный человек, но без значительных "повреждений").

3. Характер: Представьте себе аристократа средневековья. Не "рыцаря" из баллад, а реального рыцаря с нотками фентези. Он груб, жесток и жесток, уважение к женщинам, тем, кто ниже по положению - практически на нуле. Психологически не гибок, к саморефлексии не склонен, подвержен порокам пьянства и сквернословия. Циничен. Не образован, хотя грамоте обучен, мыслить способен глубоко, но брезгует этим занятием. Не очень-то приятный портрет, не правда ли?
Зато наш герой храбр, верен долгу, превосходный лидер, обладатель сильной воли, стоик. Он воин до мозга костей, закаленный боец, видавший не только сечу, но и кошмары нежити, и не ослабевший от того психикой. Суровый и справедливый, ему не свойственна пустая болтовня. Грубость не делает его хамом; он оценивает знакомцев не по словам, а по делам.
Его обажают наемники, боятся шлюхи, не понимают рафинированные "аристократы". На него можно положиться в походе, он обучен ратному, фортификационному делу, он неплохой стратег и неплохо разбирается в людях. Закон соблюдает, но если видит несправедливость, касающуюся его самого, или тех, кто почему-то привлек его внимание - постарается сам стать стать законом, чтоб исправить ситуацию.

4. История: Ему еще нет тридцати. Крепкий мужик в полном пехотном доспехе и с двуручным цепом наперевес. Хмурое лицо. Сероглазый и черноволосый, холой не избалованный, но бреется чисто, а волосы не стрижет короче лопаток.

Ненаследующий сын какого-то знатного семейства, он присягнул на верность богу тирании и отправился добывать себе славу и богатство. Все, что ему принадлежало - оружие, доспехи, да худой кошелек. Он прибыл в большой портовый город, где поселился в таверне, известной тем, что там обретались всяческие наемники и авантюристы. Никто не обвинил бы его, что он стал подло наемничать за монету. Он брался только за ту работу, какая выглядела выглядела достойно. Ходил на дракона. Перебивал нечисть, рубил монстров, угрожавших окрестностям.
Тогда-то он свел шапочное знакомство с эладринкой и парой эльфов -  они, вроде как, отрядом были. Эльфы были неплохими бойцами, причем один из них - еще и хорошим лекарем, а девчонка была вежлива, тиха и приветлива, правильно-почтительна, под ногами не путалась, хотя зачем-то таскалась в некоторые из тех походов, где изредка даже бывала полезна. Еще и соседкой оказалась - жила в соседней комнате в таверне. Постепенно, он уяснил, что таланты феи хоть и незаметные, но весьма толковые. В общем, завязались отношения ровные, но не теплые.
Потом на город напали полчища нежити. Кто-то успел бежать, другие оказались заперты между морем и ордой. Наш рыцарь погиб, отбивая одну из волн оживших трупов. Яркая душа паладина привлекла внимание бога тайн, магии и нежити, и тот дал воину новую жизнь, жизнь паладина смерти, полководца нежити. Впрочем, новая присяга не лишила личности самого воина - он остался собой, только теперь и познавшим обратную сторону жизни. Лучшим образом это на его характере не сказалось, но безусловной кровожадности неупокоенного в нем не было. Он В этом состоянии он снова случайно повстречал фею, и был удивлен тем, что ее поведение не изменилось, даже когда она поняла, что с ним случилось и как это произошло: он даже снова счел, что у девушки протекла крыша теремка.
Потом его снова убили - раскроили череп в сече.
И вновь душу воина отметили боги. Бог сражений отобрал у некроманта эту яркую искру. Мир, откуда они были родом, погиб, но другой план принял обновленного паладина, живым и помнящим. В этом новом мире многие начинали заново. Теперь, по заветам нового покровителя, паладин искал воинской славы. Он поступил на службу в известную и очень большую наемничью гильдию, где буквально за пару лет продвинулся в офицерский состав. Ему доверяли настолько, что когда гильдия решила закрепиться в новой далекой колонии, его назначили командиром этого ответвления - первый погиб. К тому моменту, как он прибыл на новый континент, там уже во всю отстраивали город. Лагерь гильдии - укрепленное деревянное городище, с небольшим личным составом и ежедневно прибывающими рекрутами. И, сюрприз в мелком офицерском звании - давняя знакомка. Устроилась марать бумагу в гильдейской канцелярии.
Девушка стала вхожей к командиру без доклада. Ей можно было доверить все то, что не любил делать сам он сам - интриговать с представителями других гильдий, всяческий учет, написание вежливых писем всяким сиятельным задницам... Сам же он занимался муштрой новобранцев, развед-походами в окрестные леса, охотой на чудищ, в изобилии в этих лесах водившихся, часто добродушно позволяя подчиненной, если иных дел не было, увязаться следом. Можно сказать, что рыцарь, хорошо к ней относился и считал ее другом.
А потом ушастая призналась ему, что служит в императорской разведке. Призналась, что это вынуждено - ее завербовали под страхом смерти. Что до появления тут нового командира - ей было все равно, что от нее требуют отчетов, а она не желает больше служить короне, потому что преданность ему лично для нее значит гораздо больше. Это был удар для командира. Съездив предательнице по лицу, он велел ей убираться с глаз долой, взяв себе время на то, чтоб поразмышлять о том, что делать с этой ситуацией. Он отлично понимал, что деваться ей некуда, с запада - море, с остальных сторон - опасные для жизни чащобы. Но, внезапно, эладринка действительно куда-то пропала.
Немного затянувшийся момент расследования, куда она делась и запоздалой погони я и предлагаю сделать переходным в Мистерию.

5. Что могу обещать: Игру. Интересную, я надеюсь. Легкое внедрение в любой сюжет, связанный с Исиль. Динамичную внутрипартийную социалку. Помощь с легендой, анкетой.
Сразу прибавлю: я рассчитываю найти игрока, готового играть со мной в тандеме, так что, я буду рада соигроку, любящему ролеплей. Не обязательно простыни текста, но вот обоснуй и грамотность я от вас получить очень надеюсь. Еще очень надеюсь, что вы - поклонник классической фентези и не будете злоупотреблять аниме-аватарами. Но это опционально.

Маска Красной Госпожи

У луны, как известно, есть характер. Есть интересы. Её бледное око любит следить за миром людей по ночам, ведь именно в ночное время происходят все самые необычные и волшебные события. Одна беда: всякий, за кем луна подглядывает, всегда об этом будет знать, потому как не может властительница ночного неба просто взять и выключить своё неяркое свечение.
В эту ночь оно выхватило из теней древний, высокий замок, окольцованный толстой стеной и глубоким рвом. А ещё – ведущую к нему дорогу, вымощенную белым мрамором. И карету, что гордо по этой прекрасной дороге катится. Её выкрашенные в багровый цвет бока во тьме кажутся почти чёрными, и оттого эффектнее смотрятся золотые эмблемы на дверцах и крыше: нагая женщина с косой шагает по пшеничному полю.
Это Рене Эскорца едет на бал.
Она опаздывает. Она считает, что даме её статуса позволено немного опоздать; главное – явиться на бал до полуночи, а не после. Однако время сегодня на её стороне: стрелка часов к двенадцати ползёт очень-очень медленно. Да и кони в упряжке попались сегодня добрые: без устали, без остановки везут леди Эскорца вот уже добрых полдня. Быть может, это заслуга её кучеров? У неё их целых три: все, как на подбор, молчаливы, и носят бесформенные мешковатые плащи. Но обходительны – жуть! И руку костлявую подадут, и подушечку подложат!
Но до прибытия остаётся ещё минут десять-пятнадцать, и пока что Рене сидит у окошка и любуется проплывающими мимо окрестностями. Какая, однако, в этих землях царит идиллия! Вот это мир! Здешние жители, верно, и войны-то никогда не знали: слишком далеко они от пограничных регионов с их бурной жизнью. Слишком хорошие они фермеры, чтобы подпадать под воинскую повинность. А разбойников тут, конечно, отродясь не бывало: принц Просперо и его предки хорошо известны своим крутым нравом в отношении бандитов. Стоит какому мерзавцу нос показать из своей конуры, как по его следом мигом помчатся люди принца с ищейками на поводках. Ах, как давно ждала Рене встречи с этим человеком! Девушку с церковным воспитанием сложно впечатлить, но о Просперо в столице ходят такие чудные легенды…
Рене удивлённо моргает, когда на глаза ей попадается группа домишек. Глаза за что-то цепляются. Что-то их режет. Она присматривается и понимает вдруг, что большая часть домов и не дома вовсе, а обгорелые руины. Что это? Снос старых хижин при помощи пламени? Случайный пожар?
Запах гари проникает в карету, а вместе с ним – сладковатый, гнилостный смрад. Рене в отвращении морщит нос.
- Мор, - зовёт она сквозь окно. – Что это за посёлок, не знаешь?
- Витмур, - скрипуче отвечает Мор. – Население сто двадцать девять человек. Было. Осталось тридцать два.
- Что с ними случилось?
- Ах, Красная Госпожа, вам стоит напомнить об этом принцу Просперо, - вклинивается Воин. Он не представлялся, но она видела его меч; огромный, зазубренный, и, кажется, не очень чистый. Рене не понимает, что Воин имеет в виду, но боится продемонстрировать собственную неосведомлённость и закрывает окно, решает пощадить своё обоняние. Женщина откидывается на спинку сиденья и прислушивается к мерному перестуку колёс по мрамору. Она достаёт зеркальце и проверяет свой наряд. Алое платье, скрывающее всё, что требовалось скрыть; гладкая маска, сегодня подкрашенная киноварью; кинжал в богато украшенных ножнах…
Стук колёс уже не единственный звук: к нему примешиваются голоса. Слабые. Отдалённые. Жалобные. У Рене холодок пробегает по спине: неужто это беглецы из сгоревшей деревни? Тут карета легонько подпрыгивает, колёса со стука переходят на хлюпанье. Эскорца подходит к окну и дрогнувшей рукой опять его приоткрывает.
И видит людей. Маленькими группками они слоняются вдоль дороги; местами и попросту лежат кучами, будто пытаясь согреть друг друга. Её взгляд метается между лицами, то там, то сям замечая уродливые струпья. Многие тянут руки к карете.
- Не беспокойтесь, Красная Госпожа, - трещит с козел Мор. – Они вас любят.
- Кто это? Что с ними не так? – вопрошает Рене, не в силах принять картину увиденного. Чем ближе они подъезжают к замку, тем выше становится концентрация людской массы. Толпы подвывающих, больных бедняков медленно идут к крепостному рву, но ни один не осмеливается броситься к прекрасной карете. Но они смотрят. Они смотрят на троих кучеров – и на Рене, и в глазах их горит любовь.
- Вам предстоит рассказать об этом принцу Просперо, - напоминает ей Воин. - Хотя он и так всё знает, конечно.
- Красная Госпожа! – восклицает кто-то, причмокивая губами. – Это Красная Госпожа!
Она не понимает. Она пытается вспомнить, когда она стала Красной Госпожой, и что это значит, но память подводит. Остаётся довериться своим проводникам: несомненно, они довезут её до замка в целости и сохранности! И, быть может, она успеет ещё станцевать вальс с принцем Просперо. А потом можно и спросить, что, чёрт возьми, творится в его землях.
- Вы с ним уже встречались? – спрашивает она на всякий случай.
- Нет, - хором говорят все трое. – Он выпал на вашу долю, Красная Госпожа. Здесь властны вы.
Эскорца не помнит, над чем она властна, но на всякий случай соглашается. Робкие голоса отдельных членов толпы превращаются в гул. Они выглядят жалко: измотанные, измождённые, больные, покрытые с ног до головы бубонами и язвами, но они живые, и они славят её. Они – её свита. Её народ. И там, на маскараде принца Просперо, она будет говорить от их имени, как бы ей ни было страшно. Шум, поднятый толпой, сотрясает её от кончиков пальцев ног до макушки, но даже сквозь него пробиваются отзвуки далёкой музыки. Бал, верно, в самом разгаре!
Карета останавливается. Все трое кучеров по очереди спрыгивают с козел. Воин и Голод распрягают лошадей, Мор открывает дверь Рене и помогает спуститься наземь. Спустя мгновение три проводника уже сидят в сёдлах. Неутомимые вороные кони молча ждут, пока им снова дадут сигнал двигаться.
- Вы тоже получите коня, Красная Госпожа, - молвит Мор. – В подарок. На балу.
Она кивает, не зная, что ему ответить. Эскорца поворачивается к крепостному рву и слышит, как три всадника уносятся прочь. Мост поднят. Значит, замок не желает принимать сегодня Красную Госпожу?
Рене оборачивается к толпе. Тысячи искажённых болью лиц смотрят на неё. Чего они ждут? Приказа? Доброго слова? Всё её существо пронизывает вдруг животный ужас: а что если она не справится? Что если они принимают её за кого-то другого?
Что она здесь делает? Где оно, это здесь? Что за ужасы ждут её в замке принца Просперо?
- Мне нужно попасть в замок, - хрипит она, помня, что стрелка часов всё ещё неумолимо ползёт к двенадцати. – Мне нужно перейти ров!
Толпа больных дрогнула и хлынула вперёд беспорядочной гурьбой: лавина гниющего и смрадного мяса пронеслась по обе стороны от Рене и осыпалась в глубокий ров. Осыпалась – и пропала под толщей воды, как будто и не было этих людей. Но вслед за первой волной пошла вторая, а за ней и третья, и как бы ни был глубок ров замка принца, людей у него в стране жило всё-таки побольше.
Рене стоит на месте, еле дыша. Она поверить не может тому, что видит. Влажные от пота руки коснулись её тонких пальцев бесчисленное количество раз: кажется, каждый больной желал получить от неё напоследок благословение. Ей страшно оборачиваться, но в конце концов она это всё-таки делает – и ахает, когда глазам предстаёт чудовищная братская могила. Ров засыпан телами, а её армия всё ещё многочисленна.
Красная Госпожа ведёт их по телам первой лавины к стене. Она всё ожидает, что из-за парапета высунется взлохмаченная голова заснувшего на посту стражника, но этого так и не происходит. Гурьба её верных последователей собирается у подножия белокаменной преграды, и на сей раз им не требуется даже намёка: они лезут друг на друга, строят гору из фарша вплотную к замку. На сей раз запас человеческих тел иссякает окончательно, но до парапета верхушка горы достаёт. Подбирая юбки, Рене начинает своё восхождение по головам, давя каблуками уши, глаза и рты. Она прикрывает собственные очи и шепчет себе простенькую молитву, желая лишь того, чтобы это поскорее закончилось. И всё же проходит целая вечность, прежде чем она, усталая и вспотевшая, переваливается через стенной зубец. Мясная гора рушится у неё за спиной, рассыпается у стены мириадами искалеченных тел.
Рене разглаживает складки на одежде, поправляет причёску, гордо шагает вдоль стены к лестнице вниз. Спускается. Шествует чинно к входу во дворец, гадая, сколько сейчас времени. Музыка, весёлые голоса и живой человеческий смех становятся всё громче. Её сердце трепещет: что увидит она там, на балу? И как отреагируют гости на прибытие Красной Госпожи?
Никто не выходит ей навстречу. Она быстро идёт по выстланному золотой ковровой дорожкой коридору. Гротескные фонари на стенах превращают её тень в диковинных монстров, в призраков и чудовищ из самых страшных снов. Здесь стоит дивный аромат всевозможных явств. Ей вспоминаются слабые, изголодавшиеся тела, что проложили ей сюда дорогу. Они пахли мясом. И тут пахнет мясом. Эскорца останавливается, облокачивается на латный доспех, переводит дух и подавляет рвотный рефлекс.
Впереди – тяжёлые двойные створки, к которым приклеен кусок пергамента с картой. План бальных помещений! Её глаза внимательно изучают схему. Первый зал – голубой, последний – чёрно-красный, “с часами”, как гласит пометка на полях. Рене чувствует: полночь близка, и знает, что встретить её она хочет именно рядом с часами. Времени мало. Ей всё ещё страшно, и она всё ещё не может вспомнить, что она тут должна сделать, но времени мало!
Она упирается руками в створки и резко толкает. Лазурная зала приветствует её десятками повернувшихся вдруг голов. Какие красивые наряды, какие чудесные маски; вон золотая рыбка в чешуйчатом платье, вон самый настоящий дракон! Слева от него, кажется, гадалка, справа – туземец с тропических островов; каждый костюм уникален, каждый непохож на другой! Но что-то этих людей объединяет. Их кожа здорова. Их полные, сочные губы измазаны в соусах и соках. Их пальцы унизаны перстнями.
В их взглядах стоит ужас. Но почему? Что могло напугать их, сгрудившихся у тёплого очага принца Просперо за этими высокими стенами? Спрятавшихся от того неведомого недуга, что поразил народ этой славной земли?
- Я – Рене Эскорца, - молвит она. – По приглашению господина По. Двенадцать ещё не пробило?
Они молчат. Они переглядываются. Шушукаются. Отходят подальше. Эскорца робко опускает глаза, изучает своё кроваво-красное платье. Никто в этой комнате, кроме неё, красного не носит – не угадала она со цветом. Даже сапоги красны от крови.
Кто-то смеётся.
- Я ждал вас, Красная Госпожа, - скрипуче заявляет высокий мужчина с бакенбардами. Маска ворона скрывает его лик. – И я же вас пригласил. Нет, железное горло часов не провозгласило пока полночь. Вы знаете, что вам делать.
Она знает. Она идёт вперёд, чувствуя, как отворачиваются взгляды. Они боятся её не меньше, чем она - их. Страх удаётся превозмочь, спасибо любопытству и ободряющему присутствию Ворона. Она идёт, оставляя на лакированном паркете кровавые следы. Рене следует в чёрно-красную комнату, метая на гостей из-под собственной маски испепеляющие взгляды. Они робеют, но они не приветствуют её. Гости не ожидали, что она тут появится. Красной Госпоже не предусмотрели места у стола.
За лазурным залом следует пурпурный, а за ним – изумрудный. Праздник увеселений, роскоши и живота! Музыканты, актеры, жонглеры, сказочники, фокусники, гадалки, путешественники, танцоры, жрицы и жрецы любви! Золото, серебро, медь, которая тут смотрится дешёвкой! Дивные механизмы, заводные игрушки, призмы! Вот он – бал-маскарад принца Просперо, остров веселья в море болезни и разгрома, спокойная гавань за неприступными стенами; здесь нет места печалям и заботам, нет времени оплакивать погибших и беспокоиться об эпидемии, здесь не ждут появления Красной Госпожи! Здесь пируют салатами, нутовой пастой и багетами с чёрной икрой, когда там, за окнами, люди жрут друг друга; здесь торжествуют закрытые уши и зажмуренные глаза. В Ба Синг Се войны нет!
Чётвёртый зал встречает буйством оранжевого и жёлтого тонов. Именно там ей навстречу выходит высокий, широкоплечий мужчина с длинными тёмными волосами. Он носит обычную театральную полумаску и тонкий, инкрустированный драгоценными камнями обруч.
- Я не знаю, кто ты такая, бестия, но ты покинешь мой дворец сейчас же, - изрекает он хмуро. – Я – принц Просперо, и я тебя не приглашал. Тебе место там, снаружи. С…теми. – с отвращением произносит он. Но Рене и не думает ему отвечать. Он хочет её отвлечь. Задержать. Она ускоряет шаг, а принц Просперо и не думает отходить в сторону…
Господин По, Ворон, бросается вперёд Эскорца и отталкивает принца. Рене вихрем проносится по освободившемуся проходу: из оранжевой залы в белую, а из неё – в фиолетовую. Она начинает понимать. Она, быть может, не знает, кто здесь находится в чьём сне, кому должно быть страшно, кто всё это начал и на ком всё закончится, но ей известно: часы вот-вот пробьют.
- Кто позволил? Кто пустил? – орёт принц Просперо, который мчится за ней. Его клинок красен от крови господина По. – Уходи обратно в ночь, странница! Тебя не приглашали! Ты здесь лишняя! Стой!..
Поздно! Рене врывается в чёрный зал и останавливается прямо напротив тяжёлых дубовых часов. Оконные рамы в этом помещении выкрашены в привычный и родной багровый цвет. Там, за неровным стеклом, идёт дождь: крупные капли лениво стекают по прозрачной поверхности.
Эскорца поворачивается к принцу Просперо. Он надвигается на неё с кинжалом. Его лицо раскраснелось от напряжения и злобы; даже глаза налились кровью.
Его останавливает удар маятника. Часы подают голос – и одновременно с этим затихают все прочие звуки. Музыка, человеческие голоса, смех, звон посуды – всё сходит на нет, как по мановению волшебной палочки.
Часы стучат. Стрелка указывает на полночь. За окном сверкает молния. Бесшумная, ибо даже гром не осмеливается нарушить мерный звон старых дубовых часов.
И с каждым металлическим ударом Рене понимает всё больше. Дрожащими руками она касается своей гладкой маски и снимает её. Смотрит на узор, который сама там начертала киноварью. На гладком стеклостальном лике – мертвец.
- Красная Смерть, - стонет принц Просперо. Краске пора бы сойти с его лица, уступить место чудовищной бледности, но этому румянцу не суждено уже покинуть эти жирные щёки. Нет, он угнездится там, он изрыхлит кожу и испортит кровь, он разрастётся оспинами и бубонами, он – знак Красной Госпожи!
Дрожащей рукою Просперо поднимает клинок к собственной шеей и одним точным движением взрезает себе горло. Дамы поднимают визг, мужчины вопят и плачут, начинается давка, но им некуда бежать. Укрытие превратилось в тюрьму. Рене Эскорца медленно возвращается в фиолетовый зал, а из него – в белый, где она находит зеркало. Там уже и она не может сдержать возгласа ужаса. Ибо с отражающей поверхности на неё смотрит лишённое плоти лицо, источающее мягкое розовое сияние.
Под её маской прятался призрак. Под алое платье она надела погребальный саван. Красная Госпожа!.. Красная Смерть, Алая Чума, Кровавая плеть! Она смотрит на себя и пытается вспомнить, когда она стала тем, кем пришла сюда. А вокруг умирают люди: время ускоряет свой бег на благо Красной Госпожи, даруя ей всё новых и новых миньонов. Только господина По щадит чума. Он садится в кресло в углу белого зала, достаёт тетрадку и принимается лихорадочно в ней что-то пером выводить.
А Рене ждёт. Она чувствует, что ещё не всё, и чувствует верно. Это история господина По заканчивается на затихшем замке, сдавшемся перед натиском Красной Смерти. Её ждет нечто иное…и верно: по телам весельчаков и гостей принца Просперо в залу входят трое старых знакомых. Они ведут под уздцы чёрную лошадь с кроваво-красными глазами.
- Приветствуем тебя, Четвёртая, - скрипит Мор.
- Пора в путь, Завоевательница, - вторит ему Воин. А Голод, как обычно, молчит. Только щурится.
- Это не я, - брякает Рене. – Это не могу быть я. Я не…не Красная Госпожа. Не Болезнь. Не Всадница. Это не моя роль.
Всадники смотрят на неё с подозрением. Рене пытается отыскать зацепку. Хоть что-то. Всё это не может быть правдой. Должен же найтись какой-то ориентир! Какая-то поддержка! Она копается в собственной памяти, роется в ней, ломая ногти о твёрдые камни и жёсткую глину, и наконец находит…
- Именем… - начинает Красная Смерть.

- Каерлан! – заканчивает Рене Эскорца, подпрыгивая в собственном спальном мешке. Холодный пот покрывает её с головы до пят. Девушка тяжело дышит, ощупывая руками лицо. Жива!
Пальцы скользят ближе к ушам. Натыкаются на шероховатость. Рене с трудом подавляет в себе крик. Лепра! Всего лишь лепра. Не Красная Смерть, косящая людей и вынуждающая сильных отворачиваться от слабых.
Всего лишь лепра.
Она сворачивается клубочком. События сна хочется поскорее забыть, но не выходит, пыткий разум Инквизитора очень уж хочет их обдумать от начала и до конца. Ещё четверть часа она так лежит, приходит в итоге к выводу, что Просперо всё сделал правильно, и с этой сладкой мыслью засыпает.

Этот день был невероятно тёплым для осени. Солнце ярко светило, от чего лес наполнился золотыми красками. Ветер шелестил листву, а птицы неустанно пели, так что закладывало уши. Среди обилия жёлтых и багровых листьев, что устилали землю, лениво передвигалась тануки, чей рыжий мех укрывал от чужого взора, сливаясь с окружением.
- Тануки-сан, тануки-сан, выйди поиграем! - запел звонкий детский голосок, до жути знакомый. Уши дёрнулись от неожиданности, а по телу пробежала приятная дрожь. Лениво повертев головой по сторонам, она так никого и не обнаружила. Воздух тоже был чист, наполненный запахом свежести, грибами и лесными ягодами.
- Не могу, я занята, я ищу, - протянула Акаруи и двинулась в сторону источника звука, вспоминая на ходу излюбленную песню. Каждый тануки знал её, порой люди пользовались этим, выманивая оборотней. Ведь так сложно было не ответить. Вот так потом и оказываются либо на обеденном столе, либо на человеческой шее в виде воротника. Аки знала об этом, но голос был таким родным, пусть и забытым, но где-то на задворках памяти о нём остались воспоминания. Лес замолк, птицы притихли, а ветер больше не ерошил шерсть. Но ничего из этого Аки не заметила, поглощённая мыслями. Где же она слышала этот голос раньше?
- Что ты ищешь? - раздалось позади. Обернувшись, Акаруи увидела перед собой дерево сакуры, возле которого стояла малышка тануки. Аки недавно проходила здесь и ничего кроме вялой травы там не было. Но разве это имело сейчас значение? Ведь перед ней была её сестра, Асакири.
Как и жизнь, цветение сакуры было быстротечно, и красные лепестки уже опадали на серую шерсть тануки с булькающим звуком, словно были из воды. Хотя день и был в самом разгаре, солнце стремительно пряталось за макушками деревьев, а вместе с ним уходило и тепло, заставляя ёжиться от неожиданного холода.
- А ищу я сливы и редиску, - Аки уже не пела, а шептала, глядя в карие глаза напротив, таинственно мерцающие в темноте. Прошло уже столько лет, и ни разу с того дня Кири не приходила к своей семье. Родители сказали, что и не должна. Мёртвые просто так не показываются живым, но они могут наблюдать. А сейчас она стоит словно живая, смотрит выжидающе.
- Может, тебе показать где? Я не жадная, - весёлый звонкий смех разрезал затянувшуюся тишину, и в этот миг тело сестры разлетелось многочисленными белыми бабочками. Они взмыли вверх, растворившись в густом тумане, который медленно опускался вниз, обволакивая землю. Акаруи растерянно всматривалась в густую серую пелену. Алые капли, что ранее бабочки смахнули со своих крыльев, стекали по её морде. На вкус они были солёными, с металлическим привкусом.

Стояла мёртвая тишина. Листья осыпались пеплом, а голые деревья отбрасывали мрачные тени. Громко чихнув из-за попавшей в нос пыли, Акаруи тут же услышала эхо. Только это не было похоже на отражённый звук, как будто здесь она была не одна и её передразнивали. Проглотив застрявший в горле ком, она слепо побрела туда, куда казалось бы улетели бабочки. Осторожно ступая по жухлой траве, рыжая тануки вздрагивала от каждого мелькающего ветвистого силуэта. Тонкий слух зверя улавливал шорох, изголодавшиеся деревья медленно тянули к ней свои корни, желая добраться до единственного живого в этом лесу. Тануки ускорила шаг. Видимо она оказалась на границе царства мёртвых и живых. А точнее уже давно её преодолела, не имея понятия, как выбрать отсюда в свой мир.
До уха донеслись противные скрипучие звуки и Акаруи с несвойственной ей прытью ринулась навстречу шуму. Возможно и не стоило торопиться непонятно куда, но выбор стоял между лесом, который кишел голодными ёкаями и скрипом, напоминающим о постройках людей. Надеяться на двуногих в мире мёртвых было глупо, но оставшись здесь, она рано или поздно стала бы обедом Дзюбокко.
Вокруг была одна лишь серая дымка, но совсем скоро впереди показались огромные красные ворота. Створки, которые качались из стороны в сторону, открылись, стоило в них врезаться, и Акаруи вывалилась из тумана уже в человеческом обличии.

В глаза ударил яркий свет. Играла весёлая музыка, народ в причудливых масках галдел. От дома до дома тянулись верёвки, увешанные фонарями тётин. Праздник был в самом разгаре. В детстве они всегда упрашивали родителей сходить посмотреть на человеческие развелечения, а заодно и полакомиться различными яствами, честно украдеными с прилавков. Правда сейчас Аки не была уверена, что видит перед собой именно души людей. Пускай они и выглядели так, но даже в царстве живых нельзя было сказать наверняка, а тут и подавно.
- Простите, вы не видели маленькую девочку? Серые волосы, карие глаза, плавные черты лица... - Акаруи сразу же обратилась к первой попавшейся кучке душ, стоявшей к ней спиной. На первый взгляд это были обычные дамы, одетые в светлое кимоно для торжеств, украшенное многочисленными узорами.
- А то лицо, оно было вот таким? - медленно и все разом они обернулись, поднимая свои маски и обнажая безликие лица, гладкие, как отшлифованный камень. Аки испуганно дёрнулась, отрицательно замахав руками и пятясь назад. Существа же остались стоять на месте, но их головы непрерывно следили за ней, неестественно поворачиваясь, тогда как тело замерло.
- Сочная слива, - гласил громкий бас торговца.
- Сладкая редиска, - вторил ему женский голос.
Аки, едва не спотыкаясь, направилась к лавкам, минуя странную компанию. Дорогу преграждали души, пришлось буквально протискивать сквозь толпу. То и дело они оборачивались, бросая скрывающие их лица маски. Лица, которых не было. Сердце гулко стучало, эти ёкаи её пугали.
Наконец выбравшись на более открытое пространство, Акаруи огляделась в поиске торговцев. Но вместо них в самом центре пустующей площади, по кругу которой были расставлены лавки в большинстве своём с едой, она заметила рыжеволосую девушку. Незнакомка, облачённая в короткое красное кимоно с белыми лепестками, сидела на коленях, покорно опустив голову и как мантру повторяя:
- Не хочу, чтобы из-за моей ошибки кто-то пострадал, я согласна с приговором.
Акаруи не видела её лица, но голос узнала. Что она вообще тут забыла? Хотелось подбежать, поднять девушку с колен и вразумить, чтобы бежала отсюда. Но тут раздался скрежет метала о каменную кладку. Народ расступился, пропуская сероволосую девочку в белой юкате, волочащую за собой мешок в котором, судя по звуку, было оружие по типу мечей. Длинные волосы, неухоженные, словно пакля, опадали непослушными прядями на лицо. Глаза уже не отражали свет, потускнев. Её ноги постепенно осыпались пеплом и вскоре она уже парила над землёй, оставив позади теперь ненужные ей гэта.
Поравнявшись с осуждённой, Асакири бросила мешок, от чего ножи оттуда звонко разлетелись в стороны. Девочка кротко кивнула и к ней со всех сторон подбежали женщины с чёрными волосами, почти свисающими до земли, и множеством когтистых рук. Было в них что-то паучье и невозможно было отличить одну от другой.
- Монстр-р-р, - противно тянули они, хотя сами из всех собравшихся были меньше всего похожи на мирных и безобидных. Человеческого в них было мало, только лица. Ну они хотя бы у них были, в отличие от других. За считанные секунды многорукие существа словно саранча окружили не сопротивляющуюся жертву, подхватив на бегу разбросанные скальпели.
Крик, полный боли и отчаяния оглушил Акаруи. Куски кожи с противным хлюпаньем падали в лужу крови, растёкшуюся по площади. Ноги словно налились свинцом, невозможно было сдвинуться с места. Аки рухнула вниз, обратившись зверем и закрыв уши лапами. Зажмурилась, не в силах видеть всё это. Чувство беспомощности овладевало ей.
- Я ждала... мне было так страшно... почему ты не спасла меня? - плачущий голос Кири раздался в её голове. Акаруи открыла глаза и посмотрела на сестру. Но на лице той не было ни капли грусти, она хищно улыбнулась и, подняв с земли только что снятую кожу, обернула её несколько раз вокруг шеи. Капли крови стекали на белоснежную ткань, расплываясь алыми пятнами.
- И ей ты тоже не помогла, - девочка взмахнула рукой и на площадь выкатили огромный котёл с бурлящей в нём водой. Из толпы один за другим выходили безликие люди, бросая в воду различные овощи. Воздух наполнился ароматом набэ, осталось лишь добавить мяса по вкусу. Видимо монстры тоже это поняли и уже волокли освежёванное тело.
- Мы наконец-то воссоединимся, - девочка по ребячески сжала руки и покружилась, довольно и беззаботно смеясь. Остановилась, задумчиво посмотрела на Акаруи и тут же подлетела к ней. Подняв её, она направилась к котлу. Сестра вытянула руки и Аки оказалась прямо над кипящей жижей. Пузыри надувались и взрывались, разлетаясь горячими каплями в стороны и обжигая подушечки лап.
- Кири, - дрожащим и молящим голосом воззвала Аки к сестре, но та смотрела сквозь неё. От рук девочки отлетали куски её собственной кожи, глаза вываливались из глазниц. Асакири разваливалась на глазах, словно переваренное мясо.
- Осталось ещё шестеро, - произнесла она перед тем как её руки отвалились и Акаруи с криком, полным ужаса, упала в котёл.

Но боли не последовало и вместо горячей воды, обжигающей кожу, чувствовался холод. Тануки открыла глаза. Чёрные тучи затянули собой и без того тёмное ночное небо. Дерево под которым она уснула, уже лишённое листьев, никак не укрывало от моросившего дождя.
- Ещё шестеро, - дрожащим и охрипшим голосом прошептала Акаруи. Мама, папа, ещё одна сестра и трое братьев, что ещё живы. И которых она больше не увидит, потому что застряла здесь, в Мистерии. Аки тревожно вглядывалась в темноту. Интересно, а мёртвых сдерживает граница миров?

Вдох. Выдох. Глаза закрыты. Сначала ладони касаются суховатой от беспощадного солнца травы, а затем и спина чувствует щекотку сквозь тонкую посеревшую от пыли рубашку. Снова вдох, выдох. Где-то над ухом жужжит шмель, пробегает маленькая птица в метре от девушки, скрываясь в выцветшей траве от парящего в воздухе хищника. Закинув руки на лицо, как бы пряча глаза от солнца, синевласая проваливается в дремоту, то выходит из нее. Провожать солнце в закат не было сил. Жара отняла все, что Рунария накопила и теперь надо снова пополнять запасы энергии сном. Девушка просто устала идти. Где бы она не останавливалась, душе, гнилой с редкими светлыми проблесками надежды, нигде не было места.
Мерное дыхание убаюкало синевласую до наступления темноты. Полянку, на которой она удобно устроилась медленно накрывал туман, становилось прохладней и птицы поочередно заканчивали свои песни.
Ей снился сон. Маленькая вытоптанная тропа, справа лес, слева болото. Красные бабочки с черепами на спине шумно пролетают мимо. Их размеры сильно превышают стандартные, а потому они больше походят на птиц. Пасмурно, но у дождя не было сегодня в планах одарить сухие земли спасительной влагой. Руна никак не могла сойти в этой дороги, все бродила по кругу, время от времени встречая знакомые знаки в виде пня, куста с гнездом маленькой птички и платка, что она повесила на ветвь березы, когда заподозрила, что ходит кругами.
Вампиршу внезапно накрыло ощущение, что за ней наблюдают. Она обернулась и не увидев никого пошла дальше, заранее зная, что вернется обратно, но все же смотря по сторонам с еще большей внимательностью. Вдруг что-то упустила в первые десять раз? Но чувство не отпускало. Девушка прибавила шаг. Деревья замелькали чаще, знакомых мест становилось постепенно все больше. Первый не заставил себя долго ждать и вампирша бросив усталый взгляд на пень, ускорила шаг и прошла мимо. В спину ей вновь кто-то смотрел. Обернувшись на всякий случай вновь, но не останавливаясь, Рунария нервно шмыгнула носом и пошла уперто дальше. Взгляд её не упускал ни единой щелки мимо плотно выросших деревьев, но не находила никакой зацепки. Раздраженная девушка перешла на бег. Неприятное чувство уже прожигало ей спину, хотелось от него убежать, спрятаться, скрыться со всех глаз, будь то бабочка или птица. Это место уже просто насмехалось над ней.
Она остановилась так резко, как смогла. Её взгляд приковало белое лицо в тени леса. Лицо было не естественным, скорее походившее на маску. Синевласая сделала шаг навстречу своему видению, но заслышав чьи-то шаги рядом обернулась и не увидела никого рядом, как и мираж между деревьев. Встряхнув головой, Рунария пошла дальше. За все время такое случилось впервые, но это не удивительно, столько ходить кругами, привидеться может все что угодно.
Чей-то взгляд не заставил девушку долго ждать. Это ужасное чувство, паранойя, когда чувствуешь на себе одну и туже навязчивую идею и куда бы не пытался спрятаться, уйти просто не удастся. Вампирше опять захотелось бежать. Это больше походило на игру собственного воображения, ибо одно дело было повстречать бесов ночью, а другое посредине дня. Только красноглазая могла поклясться, с ума она не сошла и все это было взаправду.
Рунария побежала после того, как на глаза показался знакомый куст с одним исключением. Гнездо было полностью разорено. Бедная птица трепыхалась из последних сил на земле. Девушка зачуяла неладное. Лесные духи определенно играли с ней. Дыхание сбивалось, за спиной очередной раз почудились чьи-то шаги, переходящие на бег и стоило Руне обернуться, все видение в миг теряло свою силу. Зато появлялась маска. В этот раз она была ближе. Вампирша могла разглядеть её лучше, если бы ей предоставили такую возможность.
"Да сколько можно, хватит!"
Синевласая в бешенстве остановилась, пытаясь отдышаться от бега. Место, где она плутала по кругу погрязло в оглушающей тишине и лишь чей-то шаг, медленно переходящий в бег разрушал предвестника бури. Когда шаги неестественно ускорились, красноглазая готовилась повернуться и в тот момент, когда неизвестное существо было за спиной, обернулась.
Ничего.
Внезапно старая сухая ветка липы сломалась и начала падать вниз. Девушка обернулась на звук и её сердце остановилось бы, если бы могло биться.
Эта маска была прямо у её лица. Из глазниц вытекала чья-то кровь, рта не была изначально, как и тела.
Синевласая хотела отойти, но не могла пошевелиться. Невидимая рука схватила её за горло и вампирша начала задыхаться. Она чувствовала руку, но не могла дотронуться до неё, чтобы хоть как-то себя спасти. Голова закружилась, ноги потеряли силу. Тело крылатой начало обмякать и падать, а вместе с ним упала и маска. Рунария сразу проснулась.
Хватая ртом воздух, девушка все так же лежала на поляне, за исключением плотного тумана, из-за которого виднелся город. Все еще тяжело дыша, вампирша ущипнула себя за ногу и почувствовав боль, а значит и веру в происходящее поднялась с травы и уставилась в очертания города.
«Что за дела тут творятся…»
Горло, кстати, саднило. Было ощущение, что его действительно кто-то сильно сжал. Шаг за шагом вампирша отдалялась от места сна, замечая по дороге несколько изменений. Первое – это погода. Небо заволокли темные тяжелые тучи. Это не должна была быть гроза, но тем не менее Рунария радовалась городу-призраку. Как минимум крышу над головой найти она там сможет. А во-вторых тишина, как и во сне, несколько оглушала. Даже в городе стояла безупречная тишина. Свет был тусклый. Свечи в фонарях догорали, на улицах изредка проходили местные жители. Стоило ей пересечь черту и войти в город, чувство преследования вновь ударило со всех сторон. Почти как в том сне.
Девушка брела по пустынным улицам иногда заглядывая в окна маленьких домов и видела, как жители за ней следят из-за плотных штор. Все бы ничего, но красноглазую смущало что-то в увиденных ею людях. Что-то было не так с глазами.
Гуляющий по дорогам ветер поднимал старые сухие листья и бережно перекладывал их на другие места. Здесь было все другое. Даже время года, а точнее скорость, с которой все менялось.
Вслед за тучами пришел ветер посильнее, как бы заменяя своего меньшего брата. Стоило тому пролететь по улицам, как деревья в миг потемнели и сбросили листья. Будто яд проникал в корни деревьев.
На Рунарию смотрело все больше людей. Шторы отодвигались все чаще и темные глаза впивались в плоть девушки, норовя прожечь её насквозь. В компании с тишиной, атмосфера была очень неприятной. Особенно, когда её ударили в плечо. Мимо прошел человек по направлению к началу, где красноглазая вступила в город. Дорога была полностью свободна, но человек не смог пройти мимо не задев, яро показывая свое недовольство.
Синевласая резко развернулась и крикнула в спину уходящему человеку. Вернее, ей показалось, что она крикнула.
«Эй, вы не извинились!»
Желаемого эффекта не последовало, хоть мужчина и замер на месте. Вместо этого как по сигналу в каждом доме отодвинулись прячущие хозяев шторы и взору девушки пристали …
«Мертвецы…»
Это действительно были мертвые люди. Ладони они прижали к стеклу, лицами максимально приблизились. Им не удавалось выйти из своих домов, но желание поглотить синевласую читалось в глазах.
Рунария поняла, что её смущало в их взгляде немного позднее, когда, воспользовавшись отвлекшейся девушкой, неизвестный мужчина быстро подошел к незваной гостье так близко, что вампирша испуганно отскочила.
Глаза мертвяков были рисунки на веках. У каждого. Будь то ребенок, женщина или старик, все выглядели одинаково.
Внутри что-то щелкнуло, и девушка кинулась со всех ног прочь. Улицы начал застилать снег. Руна бежала без оглядки, все чаще врезаясь в местных, а те, в свою очередь, молча меняли ход и шли за ней. Она бежала, падала на скользкой дороге и возобновляла бег. Красноглазая оглядывалась несколько раз, сквозь снег было совсем непросто разглядеть толпу мертвяков, а еще сложнее было пробираться через впереди идущих. Но она знала, что все идут за ней. Вернуться к началу просто не было возможности.
Рунария выбежала на какой-то бугор. Тяжелое дыхание и холодный воздух обжигали её горло. Тело дрожало от холода, а ноги оставляли вместо своих отпечатков красные, как кровь следы.
Тихо вскрикнув, девушка отступила и каждый её шаг сменял красный отпечаток от её обуви. Под холмом толпились мертвяки. Они не поднимались к Рунарии, но спуститься ей не давали даже возможности. Паника завладевала попаданкой с каждой минутой сильнее. Снег продолжался, накрывая красную землю уютной вуалью. Вампиршу просто оглушала тишина. Все, что она хотела сказать, либо издать хоть малейший звук, все уходило в мысли. С губ не срывалось ни звука, словно кто-то зашил ей рот.
«Прекратите!» - взмолилась Рунария когда снег сменил дождь. Кровь лилась с неба заливая девушке глаза и уши. Идеально белая насыпь снега в миг меняла цвет невинного белого сначала на розовый, затем на кроваво-красный. Дождь усиливался, не давая вампирше вздохнуть, о даже шума дождя не было слышно. Все было не реально, не по-настоящему.
Мертвецы исчезали с каждой неудачной попыткой синевласой вздохнуть и вместо них возникали те самые белые маски, что приснилось ей на поляне. Возможно это было вовсе не сном?
Упав на колени и примкнув головой к земле, девушка поняла, что все те люди, были убитые ею существа. Ради еды, или же ради забавы. А может и по приказу. Безликие души сейчас хотели забрать их убийцу с собой.
Кровь облепило тело Рунарии, кислород никак не поступал в легкие, хотя она дышала.
Этот призрачный город живых не отпускает. Все то, что вампирша встретила и опробовала из любопытства будет мучить её до последнего, пока крылатая не оставит свою гнилую душу на растерзание призракам. Кому нужно тело, когда есть еще душа? Её можно мучить дольше, чем тело.
Перед красноглазой всплывали видения, крики, стоны и очень много пролитой крови. Одержимая бесами девушка убивала всех на своем пути с самые темные времена этого мира и сейчас просто пришло время платить по счетам. В тот же миг в её ногу воткнулось что-то очень острое. Руна смогла пробить тишину своим криком, на её голос вдали кто-то завыл. На поляне не осталось и пятнышка чистого снега. Дождь заливался ей в рот, глаза полностью ослепли от крови, а ногу как будто специально разрывали на куски. Чтоб точно не убежала.
Кто-то вгрызся во вторую. Крик сменился на хрип. Губы синевласой начали синеть, а тварь схватив девушку за раненную ногу, утащила её за собой в темноту.

***
Крик прорвал тишину до того, как тело с шумом упало на пол с кровати.
Девушка схватилась за больные ноги, пытаясь понять, что происходит. Кто её схватил и куда утащил. Ноги буквально рвали на части. Открыв глаза и шумно втянув воздух в легкие, Рунария поняла, что находится в своей комнате, в таверне на втором этаже. Её ноги никто не разодрал, но от усталости и долгого пешего хода, их просто свело. А главное, она может дышать. Хотя это не требовалось после обращения в нынешнюю ипостась.
Горло очень болело, Глаза опухли от слез. В дверь забарабанили. Девушка вслушалась в ругань соседей, оказалось, что кричала она во сне долго. Ей предстояла очень неспокойная ночь, но страх увидеть очередной кошмар был сильнее, чем толпа недовольных соседей по ту сторону комнаты.